Папам и мамам об особых детках

Здравствуйте, дорогие друзья!

16 апреля рассылке исполняется 2 года, с чем Вас всех и поздравляю!

Сегодня Вы можете прочитать:

• Репортаж о наших друзьях в программе "Время" [прочитать]
• Монтессори-терапия - что это и для кого? [прочитать]
• Декларация о правах умственно отсталых лиц [прочитать]
• Литературная страничка:А.В.Суворов "Смысл жизни и человеческое достоинство" [прочитать]

Внимание! Важное сообщение

15 апреля (в воскресенье) в 21 час Московского времени в программе "Время" (первый канал) будет транслироваться двадцатиминутный телерепортаж о Суворове Александре Васильевиче - нашем неизменном друге, помощнике и прекрасном человеке.

От души поздравляем Александра Васильевича. Надеемся, что этот репортаж просмотрят миллионы наших граждан и он найдет еще больше друзуй во всем мире

Монтессори-терапия - что это и для кого?

Вместо предисловия. "...Начав работать ассистентом врача в университетской клинике, Мария Монтессори заинтересовалась методами лечения и реабилитации детей с ограниченными умственными способностями. Она пришла к выводу, что проблемы умственно отсталых детей - это проблемы не столько медицинские, сколько педагогические. Осознав это, Мария Монтессори начала работать с умственно отсталыми детьми. Открывшаяся в 1902 году в Риме ортофреническая школа пригласила ее на должность директора, и здесь она впервые создала для детей с ограниченными способностями специальную развивающую среду..."

Известнейший немецкий врач-терапевт, профессор Теодор Хелльбрюгге в молодости попал на занятие в Монтессори-группу и увидел там не только здоровых, но и детей, диагноз которых был для него очевиден. После занятия профессор подошел к педагогу и спросил, как она решилась взять в свою группу детей с такими медицинскими проблемами. “Для меня все они просто дети”, - ответил педагог.

Врач предложил своеобразную интеграцию в Монтессори группах здоровых и больных детей.

Для некоторых больных детей, в начале, даже начали использовать упрощенные (адаптированные) материалы. Но уже позже выяснилось, что адаптированный материал снижает планку, до которой может дотянуться ребенок и педагоги вернулись к классическому материалу.

Вот так родилась "Монтессори-терапия", как своеобразное направление лечебной педагогики.

Самостоятельное значение Монтессори-терапии, как направлению в лечебной педагогике придала известный немецкий педагог Лорэ Андерлик. Она уже долгие годы работает не только с детьми, но и с взрослыми и недавно создала Международную Ассоциацию Монтессори-терапевтов. Исследованием воздействия Монтессори-материала на детей с различными диагнозами занимается и санкт-петербуржский врач Наталья Андрющенко.

Кроме классического материала Л. Андерлик использует и множество наработанного и нового нестандартного материала, который рождается в процессе работы с больными пациентами.

Конечно же, Монтессори-терапия не заменяет другие медицинские воздействия, но, находясь на стыке педагогики и медицины, в ряде случаев приносит неожиданный результат.

Смысл методики в том, чтобы найти те "точки роста", которые не поражены болезнью и с которых может начаться, медленное восхождение к развитию. Кроме классического материала Л. Андерлик использует и множество нестандартного материала, который рождается в процессе поиска пути к пробуждению чувств и разума пациента. Между сеансами важно тщательно выполнять рекомендации терапевта.

В следующей рассылке, которая выйдет 29 апреля, мы начинаем публиковать упражнения по Монтессори-педагогике. Надеюсь, эта информация Вам пригодится.

Декларация о правах умственно отсталых лиц

Резолюция 2856 (XXVI), принятая Генеральной Ассамблеей 20 декабря 1971 года.

Генеральная Ассамблея,

сознавая обязательство, взятое на себя государствами-членами Организации Объединенных Наций в соответствии с Уставом, действовать как совместно, так и индивидуально в сотрудничестве с Организацией в целях содействия повышению уровня жизни, полной занятости и обеспечению условий для прогресса и развития в экономической и социальной областях,

вновь подтверждая веру в права человека и основные свободы, а также в принципы мира, достоинства и ценности человеческой личности и социальной справедливости, провозглашенные в Уставе,

ссылаясь на принципы Всеобщей декларации прав человека, Международных пактов о правах человека, Декларации прав ребенка и на нормы социального прогресса, уже провозглашенные в конституционных актах, конвенциях, рекомендациях и резолюциях Международной организации труда, Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры, Всемирной организации здравоохранения, Детского фонда Организации Объединенных Наций и других заинтересованных организаций,

подчеркивая, что в Декларации социального прогресса и развития провозглашается необходимость защиты прав, обеспечения благосостояния и восстановления трудоспособности людей, страдающих физическими и умственными недостатками,

учитывая необходимость оказания умственно отсталым лицам помощи в развитии их способностей в различных областях деятельности и содействия по мере возможности включению их в обычную жизнь общества,

сознавая, что некоторые страны на данном этапе своего развития могут приложить лишь ограниченные усилия в этих целях,

провозглашает настоящую Декларацию о правах умственно отсталых лиц и просит принять меры в национальном и международном плане, с тем чтобы Декларация служила общей основой и руководством для защиты этих прав:

1. Умственно отсталое лицо имеет в максимальной степени осуществимости те же права, что и другие люди.

2. Умственно отсталое лицо имеет право на надлежащее медицинское обслуживание и лечение, а также право на образование, обучение, восстановление трудоспособности и покровительство, которые позволят ему развивать свои способности и максимальные возможности.

3. Умственно отсталое лицо имеет право на материальное обеспечение и на удовлетворительный жизненный уровень. Оно имеет право продуктивно трудиться или заниматься каким-либо другим полезным делом в полную меру своих возможностей.

4. В тех случаях, когда это возможно, умственно отсталое лицо должно жить в кругу своей семьи или с приемными родителями и участвовать в различных формах жизни общества. Семьи таких лиц должны получать помощь. В случае необходимости помещения такого человека в специальное заведение необходимо сделать так, чтобы новая среда и условия жизни как можно меньше отличались от условий обычной жизни.

5. Умственно отсталое лицо имеет право пользоваться квалифицированными услугами опекуна в тех случаях, когда это необходимо для защиты его личного благосостояния и интересов.

6. Умственно отсталое лицо имеет право на защиту от эксплуатации, злоупотреблений и унизительного обращения. В случае судебного преследования в связи с каким-либо деянием оно должно иметь право на должное осуществление законности, полностью учитывающее степень умственного развития.

7. Если вследствие серьезного характера инвалидности умственно отсталое лицо не может надлежащим образом осуществлять все свои права или же возникает необходимость в ограничении или аннулировании некоторых или всех таких прав, то процедура, применяемая в целях такого ограничения или аннулирования, должна предусматривать надлежащие правовые гарантии от любых злоупотреблений. Эта процедура должна основываться на оценке квалифицированными специалистами общественно полезных возможностей умственно отсталого лица, а также предусматривать периодический пересмотр и право апелляции в высшие инстанции.

А.В.Суворов "Смысл жизни и человеческое достоинство"

И снова Александр Васильевич порадовал.

Сегодня он пишет о смысле жизни и человеческом достоинстве. Не просто как академик, профессор и протчая и протчая и протчая, а как ЧЕЛОВЕК. Который, благодаря этой человечности, заявляет: имею право и желаю так жить

СМЫСЛ ЖИЗНИ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО

(ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОИСКА СЛЕДУЕТ)

Проблема человеческого достоинства – главная тема моих теоретических и практически-психологических поисков на протяжении всей творческой жизни. С ней связаны все мои работы, которые я сам считаю главными. Как уже написанные, так и только ещё задуманные. Не случайно и книга моих стихов называется "Достоинство в склепе": стихами я реагировал на особенно болезненные моменты в своей жизни, не только трагические, но и счастливые (от радости тоже бывает больно), - и в стихах поэтому сконцентрировалась проблематика, подлежащая теоретической рефлексии. Снять, разрешить эту проблематику на практике не очень-то получается, безуспешность попыток видно и по стихам, так что, очевидно, ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОИСКА СЛЕДУЕТ, пока я жив.

В предлагаемой статье – всего лишь частичный, далеко не исчерпывающий опыт этого поиска, прежде всего на материале взаимоотношений между инвалидами и относительно здоровыми. Алгоритм решения проблемы человеческого достоинства ищу, что-то вроде нахожу, но не успеваю обрадоваться находке, как тут же начинаю сомневаться опять, - и рефреном исследования оказывается честный тяжкий вздох: ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОИСКА СЛЕДУЕТ…

У слова "жизнь" несколько значений. В том числе – широкое и узкое. Я в своих работах чаще использую узкое значение, но сейчас мне нужно и широкое.

В этом широком значении под "жизнью" имеется в виду физическое существование индивида – особи Homo Sapiens - от рождения (даже зачатия) до превращения в труп.

В узком смысле "жизнь" - это не по-скотски, а ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ, С ПОЗИЦИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ, ОСМЫСЛЕННОЕ существование. (Что значит "по-человечески" – обсуждается ниже.) Знаменитое высказывание В.Франкла, что смысл жизни всегда есть, его надо только найти, - я отношу только к жизни в узком смысле.

Бывают моменты балансирования на грани физического существования. Например, при тяжёлой инвалидности, когда инвалид беспомощен, и вдруг ухаживать за ним оказывается некому. Умерла мать, не стало других родственников, непосредственно осуществлявших или организовывавших уход за инвалидом. В этой ситуации не до "смысла жизни" - сначала надо обеспечить "жизнь" в широком значении слова. То есть обеспечить физическое существование. И лишь поскольку оно обеспечено – осмысливать его. Придавать ему человеческий смысл.

Инвалид с детства может позволить себе размахивать смыслом своей драгоценной жизни направо и налево, не то что не помня, а не думая (до поры до времени) о том, что его физическое существование должно быть как-то – прежде всего кем-то – обеспечено. Эта блаженная бездумность естественна, так как инвалид с детства может вообще осознавать себя, поскольку уход за ним обеспечен.

Кстати, тут инвалид с детства ничем не отличается от любого другого ребёнка: прежде всего надо обеспечить физическое существование любого малыша, причём ДОСТОЙНОЕ, БЛАГОПОЛУЧНОЕ. - и лишь поскольку оно обеспечено – длится, - постольку происходит осознание себя, то или иное самоосмысление. Но принципиальная разница в том, что более/менее здоровый индивид беспомощен временно, а инвалид с детства – всю жизнь. И психологические проблемы, свойственные обычно подросткам, перед инвалидом с детства стоят всегда.

В этом смысле инвалид с детства – "вечный подросток". Ему свойственно обострённое чувство собственного достоинства, так как в условиях беспомощности, нуждаемости в постороннем уходе, чувство собственного достоинства постоянно более/менее ущемлено. И гипертрофировано: инвалид может почувствовать себя униженным по самому ничтожному, нелепому поводу. Эта мнительная сверхобидчивость ужасно отравляет существование всем – и самому инвалиду, и его ближайшему окружению. Так, что поневоле задумаешься: стоит ли перманентно отравляемое существование того, чтобы его ещё и обеспечивать, длить…

Можно, конечно, отказаться вообще обсуждать это – дескать, "хочу жить", то бишь физически существовать, да и всё тут. Но если чуть-чуть усложнить своё отношение к жизни, тем самым повысить к ней требования, то вряд ли захочется длить существование на любых условиях – волей-неволей начнёшь торговаться, оговаривать эти условия. Мол, хочу жить не только физически, как животное, но и по-человечески – не только в широком, но и в узком значении слова "жизнь".

Правда, это "узкое значение" может быть уточнено самым что ни на есть зоологическим образом. Так его можно "уточнить", если, например, представлять себе "свободу" как личный произвол: что хочу, то и ворочу. И не связывать с представлением о свободе представление о какой бы то ни было ответственности.

Характеризуя отчуждённый, подневольный, обесчеловечивающий труд, Карл Маркс, кроме всего прочего, отслеживает и извращение чувства собственного достоинства, чувства "свободы".

"Согласно законам политической экономии, - пишет Маркс, - отчуждение рабочего в его предмете выражается в том, что чем больше рабочий производит, тем меньше он может потреблять; чем больше ценностей он создаёт, тем больше сам он обесценивается и лишается достоинства (!!! – А.С.); чем лучше оформлен его продукт, тем более изуродован рабочий; чем культурнее созданная им вещь, тем более похож на варвара он сам; чем могущественнее труд, тем немощнее рабочий; чем замысловатее выполняемая им работа, тем большему умственному опустошению и тем большему закабалению природой (животной, зоологической, а не человеческой. – А.С.) подвергается сам рабочий". (К.Маркс и Ф.Энгельс, собрание сочинений, том 42, М., издательство политической литературы, 1974. Стр. 89.)

"В чём же, - спрашивает Маркс, - заключается отчуждение труда?

"Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то ВНЕШНИМ, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своём труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это - ПРИНУДИТЕЛЬНЫЙ ТРУД. Это не удовлетворение потребности в труде, а только СРЕДСТВО для удовлетворения всяких других потребностей, но не потребности в труде. Отчуждённость труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает (_ОБЕСЧЕЛОВЕЧИВАЕТ_. – А.С.), есть принесение себя в жертву, самоистязание. И, Наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому. Подобно тому как в религии самодеятельность человеческой фантазии, человеческого мозга и человеческого сердца воздействует на индивидуума независимо от него самого, т.е. в качестве какой-то чужой деятельности, божественной или дьявольской, так и деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя.

"В результате получается такое положение, что (Внимание! Дальше то, ради чего я затеял эту выписку, но и всё предыдущее не лишнее. – А.С.) человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций – при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае ещё расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., - а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному" (там же, стр. 90 - 91).

Поэтому-то представления о свободе у занятых отчуждённым трудом рабочих (а так же у некоторой части инвалидов и их более здоровых помощников) не связаны с представлениями об ответственности: отчуждённый – обесчеловеченный – индивид ответствен перед кем угодно, только не перед собой, и представления об ответственности для него связываются с представлениями о рабстве, а никак не о свободе. Это не "своя", то есть не его собственная, жизнь, а чья-то чужая.

Инвалиды нередко осознают и отстаивают свои права ни дать ни взять по логике классовой борьбы. В 70-е годы XX века студенты-колясочники в США проводили чёткую аналогию между дискриминацией инвалидов и расовой дискриминацией. Если для чёрных, - замечали они, - предусмотрены места в задних частях автобусных салонов, то для колясочников места в общественном транспорте не предусмотрены вообще.

Американские колясочники приковывали себя наручниками к автобусам, оборудованным НЕИСПОЛЬЗУЕМЫМИ подъёмниками для колясок. По многу часов они удерживали эти автобусы на остановках, добиваясь, чтобы администрация нашла ключи от подъёмников и привела их в действие.

Подобные акции организовывались инвалидами-колясочниками во многих других странах. В России колясочники (с помощью здоровых, конечно) время от времени штурмуют недоступное им метро, требуя, чтобы оно стало доступным. Я читал в интернет-рассылке "Inva-Info" (конец октября 2000) о подобной акции на станции Московского метрополитена Юго-Западная. Участники всероссийского семинара молодых инвалидов – не один десяток на колясках, - устремились в подземный переход, из которого пассажиры попадают на станцию. Поднялась паника, - контролёры рекомендовали здоровым пассажирам пользоваться другим входом в метро, а милиционер причитал: "Инвалиды мешают людям!" "А мы что, не люди?!" - кричали в ответ колясочники.

Это называется "борьбой за безбарьерную среду" - за право наравне со здоровыми пользоваться общественной инфраструктурой.

Мы ограничены в возможностях не столько в медицинском, сколько в социальном смысле, в силу дискриминации, - доказывают колясочники. И приводят классический пример: публичная библиотека недоступна колясочнику только потому, что при входе в здание библиотеки нет пандуса для колясок.

Правда, иногда этот вроде бы бесспорный аргумент доводится до абсурда. Мне рассказывали, что в одном старинном западно-европейском университете, здание которого является памятником архитектуры, к библиотеке одного из факультетов можно попасть двумя путями, один из которых вполне доступен колясочникам, - но студенты-инвалиды (разных категорий, не только колясочники) требуют, чтобы доступен был и второй, "парадный" путь, без пандусов и лифтов; их не смущает, что оборудование пандусом и лифтом парадного входа в библиотеку означает частичное уничтожение памятника старинной архитектуры, то есть является акцией вандализма. Главное, библиотека доступна, но, так сказать, "с чёрного хода" - и в этом усматривается "дискриминация"… Ситуация тем более нелепая, что, как мне рассказывали, сейчас во всём университете единственный студент-колясочник, и тот учится не на том факультете, на котором библиотека со "спорным" центральным входом.

Нам бы, россиянам, те проблемы! Мы бы удовлетворились хоть каким доступным входом – за неимением никакого…

Между инвалидами и их здоровыми помощниками порой возникает отчуждение, которое президент американской ассоциации слепоглухих (в бытность мою в Америке на рубеже 80-х – 90-х годов XX века), сам слепоглухой, Родерик Макдональд, вряд ли читавший Маркса, характеризует как "враждебную зависимость". Терминология Маркса позволяет сформулировать проблему предельно остро: ИНВАЛИД МОЖЕТ ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ ТОЛЬКО БЛАГОДАРЯ ПОСТОРОННЕЙ ПОМОЩИ. Хорошо, если именно БЛАГОДАРЯ – и тогда нет "враждебной зависимости", нет взаимного отчуждения. Но Родерик Макдональд имеет в виду, что здоровые помощники (например, переводчики слепоглухих) чувствуют себя подневольными ослами или мулами, - то есть инвалид утверждает себя как человека ЗА ИХ СЧЁТ, ЛИШАЯ ИХ "СВОЕЙ ЖИЗНИ". Инвалид осуществляет своё человеческое достоинство ЗА СЧЁТ человеческого достоинства здорового помощника. И не то важно, так это или не так на самом деле, а то, что здоровый помощник осознаёт ситуацию именно так, - чувствует себя "персоналом", а не "персоной", - даже если занимается демагогией, доводя реальную ситуацию до абсурда. Инвалид же, как говорится, вынужден безуспешно доказывать, что он "не верблюд"…

Я инвалид с детства – слеп и глух, а с возрастом нарастают опорно-двигательные проблемы. Торг из-за того, что мой помощник ТОЖЕ имеет право на "свою жизнь", с моих студенческих лет возобновляется постоянно, вновь и вновь, с новыми и новыми помощниками. Редчайший случай, когда мой помощник говорит, что помощь мне – и есть его жизнь, - и очень хотелось бы верить в его искренность, верить, что именно так дело и обстоит. Обычно же рано или поздно я почти со всеми упираюсь в одно и то же: бесспорно, мои помощники имеют право на "свою жизнь", а как мне, всё более беспомощному инвалиду, быть с моим таким же правом?..

Осуществлять своё право ЗА СЧЁТ такого же права других людей, разумеется, никак не хочу. Обходиться же без посторонней помощи – всё более проблематично. Подневольная помощь – даром не нужна: она унижает и помощника, и меня самого. Добровольная же помощь обычно – в большем или меньшем дефиците…

Щепетильность в этом вопросе, нежелание быть паразитом, то есть нежелание осуществлять свою личностную полноценность ЗА СЧЁТ личностной полноценности помощника, - приводит к тому, что мои интересы в конце концов чем дальше, тем больше начинают учитываться и соблюдаться "по остаточному принципу": естественно, сначала помощник делает свои дела, а потом – мои, если останется время, если останутся силы, если останется хотение.

У четырёх учившихся вместе (с 1971 по 1977 год) слепоглухих студентов факультета психологии МГУ, в том числе у меня, были платные помощники – на оплату их услуг Всероссийское общество слепых выделяло ежемесячные субсидии. Нормализовать отношения с помощниками удалось только за счёт сдельной оплаты их труда (и того, что субсидии предназначались и выплачивались нам, а не им, и мы были вправе этими деньгами распоряжаться по своему усмотрению).

Предоставление же ставок помощников никогда не было эффективным: помощник получал эти деньги независимо от того, работал или нет. И вскоре переставал работать. На инвалида, ради помощи которому он, по идее, был трудоустроен, у помощника вскоре не оставалось ни времени, ни сил… И я, формально имея оплачиваемого помощника, сплошь да рядом вынужден обращаться за реальной помощью к своим друзьям.

В молодости удавалось так выкручиваться, однако с возрастом и, главное, с изменением общественно-политического строя, установка на друзей почти перестала срабатывать: сейчас почти все вынуждены зарабатывать на жизнь на нескольких работах, откуда же взять время и силы на дружеские услуги, при самом искреннем желании эти услуги оказывать… Надеяться можно прежде всего на тех, кто живёт с тобой под одной крышей. Мне крупно везло до сих пор, но были таки моменты, когда остро вставали проблемы жизнеобеспечения – обеспечения моего физического существования.

Жизнь в узком значении слова осмысливается в процессе жизнедеятельности – не физиологической, а деятельности субъекта в течение всей жизни в широком значении слова. И тут важно, насколько принудительна или добровольна эта деятельность. Только, по выражению Маркса, "свободная игра физических и интеллектуальных сил" - добровольное творчество себя, - не ущемляет человеческое достоинство индивида, не противопоставляет свободу ответственности, а, наоборот, отождествляет в глазах личности свободу и ответственность. Быть свободным значит быть ответственным перед самим собой, а не кем-то посторонним, и тем самым – жить достойно, быть не животным, а человеком в своих человеческих функциях. Иными словами, с человеческим достоинством совместимо САМООСМЫСЛЕНИЕ жизни изнутри человеческих, культурных потребностей, а никак не принудительное "осмысление" извне, со стороны власть и деньги имущих, или же просто со стороны примитивных животных влечений.

Виктор Франкл заметил, что человек лишь тогда человек, когда он свободен от диктата среды, влечений и даже… наследственности. Диктат, рабство во всех его формах – источник отчуждения, обесчеловечивания. Очеловечивает только подлинная свобода, тождественная ответственности за себя перед самим собой, перед своей совестью. По Франклу, сойдёт и перед совестью, хотя лучше – перед Богом; но если в Бога не веришь, можешь обойтись и совестью как высшей этической инстанцией. Главное – сделать человеческий, а не зоологический выбор. Даже в условиях концлагеря, подчёркивает Франкл, побывавший, кстати, в Освенциме, - всегда есть этот выбор, мы вольны выбрать – быть даже в этих условиях человеком или же свиньёй.

В условиях инвалидности тоже всегда можно сделать либо человеческий, либо свинский выбор. Очень тяжело, когда ты упорно пытаешься сделать человеческий выбор, а твой помощник всё откровеннее склоняется к свинскому. И если не сопротивляться, очень скоро можно почувствовать себя лишним чемоданом, который поставили в камеру хранения – и забыли. Унизительно чувствовать себя лишним чемоданом, но и пререкаться по этому поводу противно, унизительно… И как тут выйти из положения достойно, по-человечески? Не унижаясь и не унижая?

Жизнь как физическое существование можно осмысливать то ли по-человечески, то ли по-скотски. Бывает сознательное, воинствующее скотство, и это тоже – способ осмыслить существование, тоже – смысл или, пожалуй, анти-смысл, но не полная бессмыслица, как я думал раньше, противопоставляя жизнь как осмысленное существование – прозябанию как существованию бессмысленному… С позиций человеческой, личностной полноценности прозябание – ущербно, однако вряд ли бессмысленно.

Скотство бандита сознательно, агрессивно и целенаправленно, отвергает именно человеческий выбор, человеческий смысл бытия. И издевается над человеческим выбором как утопичным, несбыточным, наивным. И если находит выгодным – спекулирует на наивности несбыточных мечтаний.

Пожалуйста, делайте свой человеческий выбор, а мы, сделавшие скотский выбор, на вашем человеческом – сделаем бизнес, и в итоге выживем именно мы…

Лелейте иллюзию, будто людьми рождаются, а не становятся. Мы, сделавшие скотский выбор, будем тем не менее претендовать на звание и название людей, сбивая всех с толку, запутывая в неразрешимом вопросе: да в чём же заключается человеческий выбор?

А дело в том, что человеческий выбор нельзя сделать раз и навсегда – и потом ему автоматически следовать. Человеческий выбор приходится делать и подтверждать постоянно в течение всей жизни. И человеческий выбор совпадает с выбором достойного – человеческого – варианта поведения в каждой ситуации, возникшей здесь и сейчас.

Человеческий, он же нравственный, он же достойный, он же разумный – выбор… Чем тяжелее, тем чаще – выбор между жизнью и смертью. Физическим, а не только личностным, существованием или несуществованием, бытием – небытием.

Ну да, я инвалид, всё более зависимый во всякой ерунде (что всего противнее). И как эту нарастающую зависимость по-человечески, нравственно, достойно, разумно – переносить? Особенно когда пререкания возникают на совершенно вроде бы пустом месте. А затем начинаются взаимные обобщённые вопли типа: я тоже человек, имею право на свою жизнь.

Противен, унизителен этот торг из-за "права на свою жизнь", - до того противен, унизителен, что жить не хочется! Особенно когда этот торг затянулся поистине на всю жизнь, и ты вдруг осознал полную безысходность, бесперспективность этого торга, невозможность найти всех устраивающий компромисс, нечто для всех приемлемое…

И никакая самоирония ничему не помогает, ни терпимость, ни уступчивость – всё равно оказываешься недостаточно терпимым, недостаточно уступчивым… И что же удивительного, если жить и правда не хочется. Скорее странно, если бы хотелось.

Ан – хочется, как ни странно. Кому-то – просто потому, что вот жив до сих пор, и надо жить, потому что надо, и всё это пустые бредни про узкое значение слова "жизнь", - жить – значит жить, чего там мудрить, если до сих пор не труп – значит, живёшь.

Я никогда не понимал подобного "жизнелюбия", мне оно всегда казалось бессмысленным. И если я вообще использовал слово "жизнь", то чаще – почти всегда – обосновывал, растолковывал именно "узкое" его значение.

Да, но как же - знаменитый гуманистический тезис о самоценности жизни "вообще", и притом равной самоценности… С одной стороны, наше неравенство по множеству "показателей" - эмпирический факт. С другой стороны, отказ от тезиса о равной самоценности каждой особи Homo Sapiens – автоматически оправдывает убийство, насилие, геноцид всякого рода.

Карл Маркс иронизировал над Томасом Карлейлем, который в книге про английские тюрьмы, придя в отчаяние от неискоренимости преступлений, вздумал подразделять представителей рода человеческого на лучших и худших: первых надо награждать, а вторых, если не исправятся – расстреливать. Маркс назвал автора сих глубоких размышлений "палкой, воображающей себя гениальной". И тут же остроумно довёл позицию Карлейля до абсурда: в результате предлагаемой практики награждения лучших и расстрела худших от всего рода человеческого в живых останется один Томас Карлейль; в качестве лучшего он должен будет сам себя наградить, а в качестве худшего – сам себя расстрелять.

Что и говорить, опасно отказываться от идеи равной самоценности всех ныне живущих Гомо Сапиенсов. Тут же всякую нравственную почву под ногами потерять можно. И с головой увязнешь, пытаясь решить, кто же и на каких основаниях ценнее.

Позавидуешь тем, кто особо не мудрит и не сомневается в ценности собственного прозябания при всём хамстве и скотстве. "Нюхай, друг, / хлебный дух! / Нюхай весь - / ещё есть!" - стишок про тех, кто не стесняется собственного хамства и скотства, считая даже доблестью и верхом остроумия демонстрировать его – буквально в нос и под нос! - всяким там чистоплюям, пытающимся Быть верными "человеческому выбору"…

А я-то всю жизнь пытаюсь быть верным человеческому выбору, и других призываю к тому же. Вот только сам в этих попытках, похоже, вконец запутался… От перманентного унизительного торга из-за "права на свою жизнь" - очень часто жить и не хотелось, и не хочется, но вот жив до сих пор. И не потому, что жить надо, потому что надо. А потому, что, кроме унизительной, есть-таки и достойная реальность в моей жизни. Не только я завишу от других – другие тоже зависят от меня. И кое-кого из этих зависящих от меня – я люблю.

Не всех. Чья-то зависимость от меня – поистине тяжкий крест, который хочешь не хочешь, а несёшь. А вот ради любимых стоит потерпеть – и крест, и унизительное качание всяческих прав, особенно равных, но осуществимых только за счёт некоторого взаимного ограничения.

А что такое быть нужным? Сделать так, чтобы не только ты от кого-то или чего-то, но и от тебя кто-то или что-то зависело. Но сколько декларирующих желание "быть нужными" - и ничего для этого не делающих, не понимающих, что нельзя быть "нужными" - "просто так"… Нужен тот, в ком нуждаются, а никак не тот, кого вынуждены терпеть и нести в качестве тяжкого креста, всё более непосильного бремени.

Итак, унизительной реальности, в которой без конца возобновляется торг, бесперспективное, безысходное качание прав, - я противопоставляю другую, достойную реальность, в которой мне удаётся любить и быть нужным. В таком случае скотский выбор – в пользу взаимного унижения. Человеческий выбор – в пользу, прежде всего, любимых. В пользу творчества – тоже, но потом, во вторую очередь. Потому что любовью жизнь не только осмысливается, но и обеспечивается – и в узком, и в широком значении…

Стоп. Слезай с амвона, проповедник непрошенный.

Кажется, всё учёл, а сформулируешь окончательный вывод – и сразу упрёшься в антиномию. Потому что любовью может обосновываться и скотский выбор. Сразу приходит на память классическое: у меня жена, дети, и потому я тебя сейчас предам в руки твоих убийц. Ради благополучия моих жены и детей.

У раннего Шолохова есть рассказ, где отец ради благополучия остальной семьи, уж как он это благополучие понимал, расстреливает собственного сына. Красный сын, попавший в плен белым, у которых служил отец, просил отца выстрелить в воздух, якобы промазать, дав сыну возможность бежать из плена. Отец обещал так и сделать, но – убил сына, а потом ещё, плача, объяснял умирающему, что не мог поступить по-другому. Скотство выбора этого отца очевидно без всяких рассуждений. Но его глаза "смотрели жёстко, нераскаянно", когда родная дочь уже после гражданской войны заявила, что ей "гребостно" сидеть за одним столом с отцом - сыноубийцей…

Этот шолоховский персонаж неколебимо убеждён В своей правоте, и не только уверен, что его не за что прощать, но ещё и обижается искренне на неблагодарную дочь, которой "гребостно" сидеть с ним за одним столом.

Человеческое достоинство – это практическая, в повседневных поступках, реализация смысла жизни в узком значении слова "жизнь", - жизни, осмысливаемой с позиций человеческих ценностей. Иными словами, человеческое достоинство – это практическая реализация человеческого выбора здесь и сейчас, всю жизнь. Не будем уточнять, какие ценности человеческие, а какие скотские – это, во-первых, отдельная тема (и необъятная, и вечная), а во-вторых, в ситуации выбора для нормальных людей это чаще всего самоочевидно. Только не надо с самим собой лукавить, и надо честно формулировать выбор с антиномичной остротой, не поддаваясь на соблазн самообмана. Я знаю по опыту, как это трудно, - формулируя выбор, нередко доходишь до форменного цинизма, лишь бы самому себе не соврать.

…Не все аспекты проблемы смысла жизни и человеческого достоинства удалось мне затронуть в данной статье. В первоначальном плане статьи занимает большое место тема абстрактности и конкретности наших взаимоотношений. Но, пожалуй, это заслуживает отдельного разговора.

Продолжение поиска следует…

9 – 11 апреля 2007

А.В.Суворов